Г.К.- Что представлял из себя танковый ЗТП? Как Вы оцениваете подготовку полученную в запасной части?

В.В. – Этот ЗТП(запасной танковый полк) был создан на базе разбитого под Харьковым танкового полка. Мы пришли на пустое место и параллельно с боевой учебой строили для себя землянки и оборудовали танковые полигоны и стрельбища. Так что немалая часть времени отведенного под учебный процесс тратилась на стройку. Учеба шла по 12 часов ежедневно. Голод... Мы жили в огромных на 250 человек землянках. Двухэтажные деревянные нары. На бревна шинель кинешь и спишь в «мягкой постели». Но мы не жаловались, многие уже за два с лишним года войны позабыли, что такое мягкая постель...На базе полка готовили танкистов на танки Т-34, Т-70, Т-60, и самоходчиков на СУ-76. Я попал в роту, готовившую наводчиков для танковых орудий. Стрелять меня научили неплохо.
Мне предложили остаться в запасном полку инструктором, но меня так замучил допросами полковой «особист», что я предпочел побыстрей сбежать на фронт.

Г.К.- Что за история с «особистом»?

В.В.- Зимой, несколько человек из ЗТП послали на заготовку кислой капусты для полковой кухни. Мы поехали на «студебеккере». Назад возвращались, все жутко умаялись и закемарили. Я сидел на откидном сиденьи в кузове. Рядом со мной разместился солдат, служивший ранее в дальнобойной артиллерии, сектант-старовер по религиозным убеждениям. Шел густой снег. Я задремал. Когда приехали в полк, то старовера с нами не оказалось. Он выпрыгнул из машины где-то по дороге и скрылся. Меня начали таскать почти каждую ночь на допросы в «особый» отдел и обвинять в пособничестве побегу. Мол, ты рядом с ним сидел и все видел, ты виноват, что он дезертировал, у вас был сговор...и так далее. Всю душу мне вымотали. Я был очень рад, когда оказался в другом месте, а точнее в Мытищинской учебной бригаде САУ.

Г.К.- Экипажи для самоходчиков комплектовали в Мытищах?

В.В.- Там мы получали САУ, в Мытищах был завод по выпуску самоходных орудий. Такой же завод находился в городе Горький.
Нам сделали учебный стокилометровый пробег с обязательными стрельбами, и после него направили на пополнение в 1433-й отдельный Новгородский самоходно-артиллерийский полк РГК. Вскоре полк стал 423-м гвардейским ОСАП. В полк мы прибыли на своих САУ, никто не «тасовал» созданные еще в учебной бригаде экипажи.

Г.К.- Структура полка?

В.В.- Полк входил в состав 6-го механизированного корпуса 4-й ТА.
Поскольку полк считался отдельным, то его структура отличалась от других обычных полков САУ. В среднем, в полку перед началом боевых действий на ходу было 25-27 единиц САУ и танков.
В полк входили 4 батареи по 4 самоходки в каждой. Рота танков Т-34. Рота ПТР. Иногда полку придавался мотоциклетный взвод и взвод разведки на бронемашинах.

Г.К.- Я знаю, что Вы не хотели вспоминать о войне и из совета ветеранов Вас с трудом уговорили на встречу. Редко кто из ветеранов, даже сейчас, стремится рассказать о страшных днях войны. Я их понимаю...Но тем не менее... Расскажите хотя бы о тех боях которые Вам лично наиболее запомнились.

В.В.- Если честно, я не хочу вспоминать о войне...Ладно...
В феврале сорок пятого наше наступление на 1-м УФ выдохлось в 80-ти километрах от Берлина. У остатков полка уже не было горючего и снарядов.
Грунтовые дороги превратились в месиво из грязи.
В начале марта к нам приехал сам командарм Лелюшенко и объявил, что нашему полку поручается частная операция. Выстроили весь личный состав.
Начался «спектакль». Лелюшенко спрашивал: «Кто воевал раньше? Кто ранен и до сих пор не награжден? Кто был представлен и не получил наград? У кого есть какие-то просьбы?». Адъютанты командарма ходили вдоль строя и записывали фамилии отозвавшихся на вопросы бойцов. Что все это означало?
Если в таких «частных» операциях у нас всегда были потери 50 %, то после слов Лелюшенко, мы поняли, что нас гонят на стопроцентную смерть, иначе бы не стали на таком высоком уровне, с участием командарма, «комедию ломать» с целью поднять наш боевой дух... Приказали взять немецкий поселок, мол у самоходок высокая проходимость и только они могут пройти по грязи и выполнить поставленную боевую задачу
Перед нами заминированное поле. Сидим в машинах, ждем приказа на атаку
Впереди нас пустили 5 танков Т-34с тралами для разминирования. У танков-тралов скорость низкая, немцы сразу три «тральщика» сожгли...И мы рванули вперед, на «авось», кому как повезет...Поля было минировано фугасами, в каждом из таких зарядов по 100-200 килограмм взрывчатки. Кто на фугас нарывался, тот сразу отправлялся в рай, от самоходки мало что оставалось. Треть наших самоходок так и погибла...Через пятнадцать минут мы ворвались в пустой немецкий поселок. Кроме погибших при подрывах у нас потерь не было. Экипажи разбрелись по поселку искать трофеи, но мой экипаж остался в машине. Никогда ничего чужого не брал. Плохая примета. Вижу идет мой товарищ Топкасов и несет пару новеньких хромовых сапог. И меня сразу появилось предчувствие, что сейчас произойдет что-то плохое...
И тут внезапная немецкая танковая контратака! В САУ Топкасова, прямо в бак, попал немцкий снаряд. Когда горят 200 литров авиабензина в баках, да еще 80 снарядов внутри самоходки, то вы сами можете себе представить, что получается в итоге. От моего друга Топкасова осталась только оторванная нога в новом хромовом сапоге... Атаку немецких танков мы с трудом отбили, но наш полк был полностью обескровлен.

Г.К. – Вы верили в приметы?

В.В.- Да. Например, для меня было важно никогда не брать трофеев. Наш командир полка был до войны заместителем директора текстильной фабрики в Иваново. Хороший офицер. Человек обстоятельный, с хозяйственной жилкой. Когда было разрешено в войсках отправлять посылки в Союз, он распорядился «соорудить» из полковых трофеев для каждого солдата «набор» для посылки.
Я отказался принять этот «набор». Кто-то тайком засунул ко мне в самоходку новый костюм. Через два дня моя самоходка сгорела вместе с костюмом, а я был ранен.

Г.К.- Перед атакой Бога вспоминали?

В.В.- Иногда бывало. Но я вырос атеистом, так что, перед боем не крестился и молитв не шептал.

Г.К. – На немецкой земле Вас снова ранило. Как это произошло?

В.В.- На подступах к Берлину все бои были очень кровавыми и отличались особенной дикой ожесточенностью.
Вышли из боя. Я как раз менял убитого механика- водителя. Топлива почти нет, масло на исходе. Приходит заместитель комполка и отдает приказ двум экипажам САУ провести разведку боем. К нам добавили две Т-34с танкодесантом на броне. Я говорю заместителю командира полка : «Товарищ капитан, у нас горючего нет!». В ответ услышал : «Отставить разговорчики. Чтобы через пять минут двинулись вперед!». И пошли мы вперед, вызывать огонь на себя. Тихо, пушки по нам не стреляют. Перед нами, на пространстве в несколько километров, не было немцев. Видим перед собой немецкую деревню, а за ней – немецкие позиции. В траншеях немцы, и кроме пехоты - батарея на прямой наводке и минометчики. А дальше... Мы незаметно подошли к немецким позициям, ворвались на них и начали «утюжить» немцев, стреляя по ним в упр.Я видел перед собой искаженные страхом смерти лица немцев за одно мгновение до того, как гусеницы моей самоходки безжалостно давили вражеских солдат. Немцы побежали. Мы там такое побоище устроили!.. Немецкая артиллерия ожила по всей линии фронта и начался жуткий артобстрел. Немцы били и по нам и по своим. Мы смогли спастись в эту страшную минуту от немецкого артогня. Заскочил в деревню, самоходкой сбил железные ворота, и мы укрылись в дворе каменного дома. Потом с огромным трудом, под огнем, отошли по полю назад к своим...

А на другой день нам сказали –«Вчерашняя боевая задача выполнена частично. Придется сегодня повторить разведку боем!». Я за рычаги сел и говорю остающимся на исходной позиции ребятам : «Матери моей сообщите, как ее сын погиб...». Было ощущение, что мы обречены...Немцы нас ждали. Только начали двигаться, немцы сразу одну Т-34сожгли...Я не знаю каким чудом, но мы снова почти дошли до деревни. Все, кто шел рядом с нами уже горели дымными факелами...За 100 метров до деревни получили команду вернуться назад. Немецкий огонь был таким сильным, что я думал только об одном - уже бы поскорее убило!. Земля дрожала от близких разрывов снарядов. Здесь нашу самоходку и достали...Снаряд попал в машину, она загорелась, но мы успели выскочить и залечь в какой-то канаве...Почувствовал удар в ногу. Осколок...Ползли к своим два километра под непрерывным огнем...

Г.К.- Будучи наводчиком орудия САУ Вы лично подбили и сожгли 12 немецких танков и самоходок. Что ощущает наводчик САУ в встречном бою с немецкими танками?

В.В.- В начале сорок пятого года был своеобразный эпизод.
Мы стояли на поддержке пехоты. В течение часа вели огонь по немцам. Справа от нас насыпь, примерно в 150 метрах. Смотрим, а оттуда наша пехота бежит. Танки!..Развернулись, ждем. Появился первый танк, вернее сначала увидели только его ствол. Навел пушку и подкалиберным снарядом попал точно. Был такой вздох облегчения...
Но сразу выполз прямо перед нами второй танк. Дуэль. Кто кого?! Кто выстрелит первым?! В крови сразу столько адреналина, о смерти не думаешь. Даже испугаться не успеваешь. Я врезал по второму танку. Готов «немец».
Пехота танкистов «причесала» из пулемета.
Живым с такого боя выйдешь и радуешься, что опять повезло и на этот раз...

Г.К.-Какими были потери у самоходчиков в Вашем полку?

В.В.- За последний год войны выжило меньше 25 % из состава экипажей. Понимаете, самоходки - это машины для артиллерийской поддержки пехоты, а использовали нас зачастую для лобовых атак. А на легкой САУ нет нормальной броневой защиты, да и сектор обстрела из орудия ограничен. И вообще, в конце войны уязвимость танковых войск сильно возросла. Нас не жалели и не берегли. А когда вообще простых солдат берегли?..

Г.К.- Как вы оцениваете подготовку немецких танкистов?

В.В.- Немцы готовили своих танкистов очень основательно. Это был весьма серьезный противник. И техника у них была не чета нашей, если говорить откровенно. У немецких танковых орудий была больше начальная скорость снаряда и более усовершенствованные прицелы, со всеми вытекающими для нас печальными последствиями. Но в конце войны немцы уже не часто рисковали. Как-то ночью стоим в походной колонне, все САУ как «по ниточке» одна за другой, моторы заглушили. Вдруг слышим рычание моторов. Мимо нас, на большой скорости, проскочили несколько немецких «Пантер». Мы так и не смогли понять почему немцы не расстреляли в упор нашу колонну. Мы бы все равно развернуться не успели...

Г.К.- Существовали ли какие-то ограничения в использовании боезапаса?

В.В.- Треть боекомплекта считалась НЗ и использовать его было можно только с личного разрешения командира полка. Но мы, нередко, в горячке боя, расстреливали весь БК. В бою не будешь снаряды «по головам считать». Один раз дошли до немецкого штаба дивизии, а громить его было нечем, весь боезапас был расстрелян в предыдущем бою. Крику было!...Аналогичная ситуация была в одном из боев в Германии. Командир полка получил приказ на атаку, а весь боезапас мы уже истребили. Собрали со всех машин снаряды, набралось по одному БК на две самоходки. Эти самоходки пошли в бой, а начальник артснабжения на трех «студерах» срочно кинулся в тылы, искать снаряды для полка.

Г.К. –Каким было личное оружие у воевавших на САУ?

В.В.- Штатным оружием у каждого был револьвер «наган». В самоходке было всегда 20 гранат и по одному-два автомата ППШна экипаж. Каждый еще засовывал в карманы телогрейки па паре-тройке гранат. Были у нас еще и трофейные автоматы. На поле боя можно было для себя хоть гору оружия собрать, никто особо не контролировал, что за арсенал мы с собой в машине таскаем.
В конце войны возили с собой в САУ немецкие трофейные «фаустпатроны».

Г.К.- Немецкие «фаустники» много хлопот доставляли?

В.В.- С февраля по апрель сорок пятого против нас очень активно действовали отряды «фаустников», истребителей танков, составленные из «власовцев» и немцев- «штрафников». Один раз, прямо на моих глазах, они сожгли наш ИС-2, стоявший в нескольких десятков метрах от меня. Нашему полку еще сильно пофартило, что мы заходили в Берлин со стороны Потсдама и на нашу долю не выпало участвовать в боях в центре Берлина. А там «фаустники» просто лютовали...

Г.К- Каким было в Вашем полку отношение к гражданскому немецкому населению?

В.В.- Разное было отношение, и всякое случалось в Германии весной сорок пятого. Но в танковые войска набирали народ грамотный, в подавляющем большинстве сознательный, и я не припомню, чтобы кто-то из полка что-то этакое особенное вытворил. Предельно честно вам на этот вопрос никто не ответит.
А если кто и ответит, то вы десять раз подумаете, стоит ли это публиковать...
Захватили под Берлином большую роскошную усадьбу. Там только гараж был расчитан на 20 машин. Моим командиром САУ, был одесский еврей, который до войны работал учителем и в совершенстве владел немецким языком. Он нам переводил. Выяснилось, что в усадьбе находятся артисты Берлинской оперы. Артисты нам заявили, что что очень рады, что попали в плен к танкистам, а не к пехоте...

Г.К. – Комиссары в Вашем полку пользовались доверием и уважением со стороны экипажей?

В.В- У нас все комиссары назначались из бывших строевиков, боевых офицеров. Например, мой замполит Высоцкий, был до назначения на политработу командиром самоходки. Таким людям солдаты верили.

Г.К. –Каким было отношение самоходчиков к командованию полка?

В.В.- Не хочу говорить на эту тему.
Очень мы не любили «стажеров». Присылали из академии или из тыловых училищ офицеров на фронтовую стажировку. Эти любили указывать и приказы налево-направо раздавать, и все торопились «орден на грудь заработать». Был у нас такой заместитель командира полка, из «стажеров». Умел «дрова ломать» этот «товарищ»...

Г.К – Еще один вопрос из разряда «лишних». Вы удостоены за фронтовые подвиги орденов Боевого Красного Знамени, Отечественной Войны, Красной Звезды, ордена Славы 3-й степени. Имеете желание подробно рассказать о какой-то из этих наград?

В.В. –Ни малейшего желания не испытываю. Это штабисты были озабочены наградной темой.
Я воевал за Родину, а не за награды. Одно только добавлю – каждая из моих наград получена за конкретный боевый эпизод.

Г.К. – Где Вас застало известие о окончании войны?

В.В.- Мы шли через Судеты на Прагу. Трое суток не спали. Непрерывные стычки с немцами. Все дороги заминированы, леса по обочинам спилены. Немецкие зенитки с гор бьют по нашей колонне.
Ночью остановились на привал. Вдруг крики со всех сторон : «Победа! Ура! Конец войне!». Солдаты плачут от счастья, стреляют в воздух...
У меня первая мысль в голове мелькнула : «Как конец войне?! У меня же полный боекомплект?!». Но расстрелять этот боекомплект по врагу мне еще предоставилась возможность. Наш полк вел бои в чешских горах еще пять дней после объявления о капитуляции фашисткой Германии.
И несколько ребят из полка погибли в боях уже после Победы...
Четырнадцатого мая сорок пятого года был мой последний бой на войне.
И когда он закончился, я сказал себе : «Все, теперь точно отстрелялся...Скорей бы домой...»...